Художник по костюмам Хетаг Цаболов родился и вырос в Северной Осетии, окончил московский ГИТИС и успел поработать над множеством проектов в самых разных уголках мира, в том числе в Русском театре Эстонии, где он создал образы для спектаклей “Алиса” и “Мудрец”. В интервью для Wonderuum Хетаг рассказал, как благодаря любопытной пожилой соседке он понял, что хочет быть не врачом, а художником по костюмам, почему Снежная королева не может быть в черном, как ему удалось сделать четыре “Алисы” непохожими друг на друга, а также о своем незабываемом опыте создания костюмов для китайского цирка на 7000 человек.
– Как вообще происходит создание костюмов для спектакля, какой алгоритм?
– На самом деле все начинается с общения с режиссером, с изучения материала. В любом случае, когда читаешь историю, для которой будешь делать костюмы, в голове появляются образы, и потом ты просто начинаешь собирать их в единое целое и показывать режиссеру.
– Как получается придумывать что-то новое для одних и тех же историй в разных постановках, ведь над “Алисой в Стране чудес” ты работал уже и раньше?
– Это очень интересная история, потому что все четыре “Алисы” у меня произошли с разными людьми. И несмотря на то, что это одна и та же сказка, ты ставишь ее с новой командой, и вы придумываете разные концепции. В “Алисе” есть где покопаться, есть что оттуда вытащить. И все четыре “Алисы”, слава богу, разные.
Конечно, есть каноничные истории как красное платье королевы и голубое платье Алисы – это никуда не уходит в любом случае. Я пытался, честно. Хотелось уйти от стереотипа, который был навеян Диснеем и сильно закрепился. У меня была красная Алиса и белая Красная королева – не вышло. Зритель привык видеть Алису в голубом, и она не ассоциируется ни с каким другим цветом.
В Большом театре была премьера детской сказки, где Снежная королева была в черном платье, и в итоге дети спрашивали, где Снежная королева? Они были готовы видеть белую, хрустальную, какую угодно, но не черную. Есть стереотипы, которых никак нельзя избежать. Можно придать новую форму, но от цвета в данной истории, к сожалению, никуда не уйдешь.
– Всегда ли образы приходят сами или иногда нужно запустить некий механизм в голове искусственно?
– Когда ты ставишь, например, произведение Шекспира или Чехова, то у тебя в голове сидит штамп, готовая калька – ты представляешь эпоху и фактуры и работаешь с другими материями. Когда приносят абсолютно новую историю, которая была вчера написана, вот тогда ты ломаешь голову. И это интересно, потому что ты можешь придумать новый мир, который еще не был придуман, штампа нет, и ты можешь поставить этот штамп.
У меня была такая “Ундина” – это сказка, которая была написана девочкой в рамках фестиваля, где люди с ограниченными возможностями сочиняли с драматургами истории. Девочка собрала просто все потусторонние силы, которые только можно было собрать со всего света – русалки, кикиморы, японские герои – все, что ей нравилось, она сварила в одном котле. И это было круто, потому что этот котел нужно было оформить. И ты начинаешь смешивать японский костюм вместе с болгарским, с украшениями из Польши и Китая. Я остался очень доволен. У нас была трехдневная съемка в тайге в сожженных лесах, которые после пожаров все черные от сажи. Я потерял там свой паспорт, но в целом я был доволен.
– Путешествия характерны для такой работы?
– Не знаю, насколько это характерно, но так складываются обстоятельства, что я часто уезжаю из Москвы. И мне это очень нравится. Я достаточно много поездил, и все те штампы, которые стоят у меня в “заграннике”, все связаны с работой. У меня нет ни одного штампа, чтобы я выехал куда-то отдохнуть. Я так увидел Китай, куда меня позвала знакомая, художник по костюмам из МХАТа. Там открывался цирк на 7000 человек, и они выпускали большое цирковое шоу. Мы делали костюмы для кавалькады.
Нас поехало десять художников, и мы должны были воплотить в материи эскиз главного художника, потому что китайцы не обладают тем художественным видением, которым обладаем мы. Если они даже увидят эскиз, то не поймут, из чего это делать. И мы поехали собирать образы, чтобы они потом их клонировали, размножали и делали с ними все что угодно. Я провел там полтора месяца, и это было невероятно. Мы работали как лошади. Это было очень круто. До сих пор не могу забыть.
– Чем необычны костюмы, которые там нужно было создавать?
– Китайцы любят, когда везде пайетки, все блестит и взрывается. Чем больше шума, чем ярче костюм – тем лучше. Я делал костюм Русалки, и у меня глаза болели от его блеска, я уже не мог его делать.
– А чем отличаются костюмы в балтийских странах от России?
– Прибалтика сдержаннее и тоньше по вкусу. Мне кажется, что китчевость тут не прокатывает. Тут любят винтаж, старинную посуду и любят ковыряться в мелочах. В Москве тоже много театров и режиссеров, и у всех разный подход. Тонкие спектакли тоже есть, но нет такой общей тенденции.
– Как тебя приглашают в проекты? Это какая-то сложившаяся команда?
– Из-за того, что сейчас в основном все художники и режиссеры работают фрилансом, т.е. мы все свободны, в первую очередь приглашают, разумеется, режиссера, а режиссер уже подтягивает тебя. Может быть и так, что в театре уже есть готовая команда, и им нужен художник по костюмам, и они тебя знают, потому что ты у них уже что-то делал, и они тебя зовут.
Приглашает всегда либо директор театра, либо режиссер, либо продюсер. Это три варианта развития событий. Меня чаще всего зовет режиссер, потому что ты уже чувствуешь, что ты с ним на одной волне. Он знает тебя, и ты знаешь его, и вы уже принюхались что ли, т.е. вы говорите на одном языке, и не нужно это снова проходить с другим человеком. Тебе нравится режиссер, режиссеру нравишься ты, и так получается творческий тандем.
– Значит для молодого художника самое важное – найти своего режиссера?
– Конечно! Когда я пришел в ГИТИС, мой мастер сказала: “Вы пришли сюда за 10% знаний и 90% связей. В любом случае театр – это клоака, которая работает с помощью цыганской почты”. Люди иногда меня зовут, даже не видя моих работ.
– У художников по костюмам часто бывает, что они не находят себе применение после получения образования? Сложно найти работу, как и актерам?
– Это такая же частая история, но художников выпускается в разы меньше. Если актеров в Москве выпускается около 400 каждый год, то художников выпускается максимум 40. Не нужно такое большое количество художников, иначе их потом некуда будет засунуть. Выпускники также уходят в грим, в цеха. Потому что в цехах тоже нужны люди, которые занимаются абсолютно творческой работой. Ей швеи не должны заниматься. Очень часто уходят в технологи и решают какие-то художественные вопросы за художника, если того нет на месте. Я знаю очень мало людей, которые закончили костюм и ушли на другую стезю.
– Какие у тебя мечты, чего бы ты хотел добиться?
– Честно говоря, я не люблю говорить о мечтах. То, чем я занимаюсь, это в любом случае моя мечта. Я уже осуществил свою мечту, а дальше это просто наращивание каких-то объемов, габаритов и всего прочего. Я и так занимаюсь тем, что люблю и чем мечтал заниматься.
– Был какой-то проект, который особенно заряжал и вдохновлял?
– Это сейчас не хвастовство, но я обычно зажигаюсь. Мне интересно работать с разными людьми и создавать разного рода костюмы, потому что в любом случае это каждый раз эксперимент. Ты каждый раз что-то роешь – удачно или неудачно, вышла премьера или нет – ты в любом случае роешь, поэтому я получаю удовольствие от каждого проекта.
Все любимые, даже если неудачные. Иногда неудачные подталкивают на большие свершения, нежели удачные. У меня была пара проектов, которые не свершились, но при этом они глубоко сидят в моем сердце, потому что я с любовью к ним относился и придумал очень много крутых штук, которыми до сих пор питаюсь.
– Какой у тебя почерк? Как можно охарактеризовать твои костюмы в целом?
– Костюмы странные. Честно. Я очень люблю исторический силуэт, очень люблю историю костюма и при этом я люблю инновационные ткани и новые тенденции в сфере костюма и в сфере науки, я люблю все это смешивать. Я люблю комбинировать старое с новым. Для меня исторический силуэт – достаточно подвижная история, с которой я люблю играть.
Я не люблю скучные костюмы. Для меня костюм-тройка – это убийство. Когда нет идеи, когда нет концепции, когда это надевается просто, чтобы прикрыть наготу на сцене. Для меня грустно, когда люди не относятся к костюму, как к чему-то важному. И если меня позовут делать такую работу, то я в любом случае буду бунтовать и сопротивляться и говорить, что так нельзя и буду стараться искать в этом концепцию.
– Какие последние тенденции в театральных костюмах?
– Если говорить с точки зрения моды, то сейчас все еще властвует минимализм, это не 90-е и не нулевые, но при этом театр становится более костюмным, что не может не радовать. История минимализма и маек-алкоголичек на сцене уже уходит на второй план. Голливуд тоже делает свое дело, это приятно. Костюм в театре становится все больше театральным.
– Какие костюмы в фильмах тебя впечатлили как профессионала?
– У меня есть несколько исторических фильмов, которые я обожаю – это “Елизавета” с Кейт Бланшетт – это XVI век. Несмотря на то, что там костюмы придуманные и сильно отличаются от кроя того времени, но при этом ты не можешь оторвать от них взгляд, и ты чувствуешь какой-то флер костюмов того времени. И я очень люблю “Опасные связи” с Гленн Клоуз и Джоном Малковичем, потому что там костюмы эпохи рококо, и ты полностью видишь процесс одевания-раздевания человека того времени. Это больше познавательно, но и красиво в любом случае.
– Все-таки это исторические костюмы, а не, например, футуристические?
– Футуризм тоже радует, но мало чего футуристического снимают, как мне кажется. Вы же не будете восхищаться костюмами из вселенной Marvel. Ну Супермен и Супермен, чего им восхищаться? Да, крутой, но костюм все тот же. Ничего нового никто не придумал.
– Чем ты вдохновлялся при создании костюмов к “Алисе”?
– Первое название “Алисы” – это не “Алиса в стране чудес”, а “Алиса под землей”. Когда она проваливается в кроличью нору, то попадает не в какой-то придуманный фантазийный мир, а под землю. Поэтому в костюмах присутствуют элементы того, что могло лежать в земле – черепа животных, на сцене будет сценография старого сапога. Мы вытаскивали “вкусности” из того, что может там находиться. При этом я отталкивался от двух исторических времен – Красная королева была в ассоциациях с XVI веком и “Елизаветой”, а Белая королева была в ассоциациях с королевой Викторией – это XIX век.
– Какие возникают сложности в процессе создания костюмов?
– Это сложные конструкции, поэтому в любом случае сложности есть. Например, в адаптации костюмов – как они будут сидеть на актере, как он будет себя в этом чувствовать. Слава богу, тут такие актеры, которые в любом случае живут в костюме, подминают его под себя и делают своей второй кожей. Но с этим нужно работать, эти костюмы нельзя просто надеть и стоять, в этом нужно жить.
– Откуда взялась эта любовь к костюмам, как ты к этому пришел?
– Это странная история, потому что я это понял, отрефлексировав свое детство. В детстве я хотел быть доктором, священником, пожарным. И в тот момент, когда я хотел быть доктором, ко мне подошла наша соседка – пожилая женщина – и спросила, кем я хочу стать. Я ответил, что доктором. После этого она сделала вывод, что когда я вырасту, то буду ее лечить.
И тут я понял, что я никого лечить не хочу, я халаты белые люблю. И тогда я осознал, что все эти профессии я любил исключительно за их костюмы. Т.е. я любил, как они выглядят, а не то, чем они занимаются – не людей спасать, а в белом халате ходить. Я хотел быть ландшафтным или интерьерным дизайнером, хотел писать картины, но я всегда понимал, что костюм – это моя мечта, которой я хочу заниматься. Так и вышло.
– Какая в детстве была любимая сказка?
– “Алиса” уже, конечно, поднадоела, но в любом случае ее всегда интересно решать. Это нетривиальная сказка, которая не решается линейно. Ты ее любишь за специфический юмор, специфический текст, странные персонажи и в ней можно долго ковыряться.
– Какой бы ты выбрал себе следующий проект?
– У всех есть в галочках Шекспир и Чехов, у меня ни Чехова, ни Шекспира до сих пор нет. Так что пока нужно добить классику.
Когда можно будет увидеть работы Хетага Цаболова в Русском театре Эстонии:
Премьера маскарадной комедии “Мудрец” в постановке молодого греческого режиссера Георгия Кутлиса по пьесе А. Н. Островского “На всякого мудреца довольно простоты…” состоится 19 августа, а семейный спектакль “Алиса” по знаменитой сказке Льюиса Кэрролла в следующий раз покажут 8 сентября.
